Форум » Архив » Берег утопии (2) » Ответить
Берег утопии (2)
Lidok: часть1 http://krasilovdreams.fastbb.ru/?1-7-0-00000021-000-240-0-1213189414
Кареглазая: Из предисловия к английскому изданию "Что такое искусство?" Льва Толстого: "Сообразно уже давно принятому мною решению не подчинять свои писания цензуре, которую я считаю безнравственным и неразумным учреждением, а печатать их только в таком виде, в котором они написаны, я намеревался печатать книгу эту только за границей, но мой хороший знакомый, профессор Грот, редактор московского психологического журнала, узнав о содержании моей работы, просил меня напечатать книгу в его журнале. Грот обещал мне провести статью через цензуру в ее целости, если я только соглашусь на самые незначительные изменения, смягчающие некоторые выражения. Я имел слабость согласиться, и кончилось тем, что вышла книга, подписанная мною, из которой не только исключены некоторые существенные мысли, но и внесены чужие и даже совершенно противные моим убеждениям мысли. Произошло это таким образом. Сначала Грот смягчал мои выражения, иногда ослабляя их, напр. заменял слова "всегда" - словами "иногда"; слова "все" словами "некоторые"; слово "церковное" - словом "католическое"; слово "богородица" - словом "мадонна"; слово "патриотизм" - словом "лжепатриотизм"; слово "дворцы" - словом "палаты" и т. п., и я не находил нужным протестовать. Когда же книга была уже вся отпечатана, потребовано было цензурой заменить, вымарать целые предложения, и вместо того, что я говорил о вреде земельной собственности, поставить вред безземельного пролетариата. Я согласился и на это, и еще на некоторые изменения. Думалось, что не стоит того расстроить все дело из-за одного выражения. Когда же допущено было одно изменение, не стоило протестовать и из-за другого, из-за третьего. Так понемногу вкрались в книгу выражения, изменявшие смысл и приписывающие мне то, чего я не мог желать сказать. Так что, когда книжка кончилась печатанием, уже некоторая доля ее цельности и искренности была вынута из нее. "
nissi: ИМХО - это лучшая статья о Белинском- Евгении Редько, взято отсюда, из того, что написано об этом, и весьма достойно прочтения. К началу спектакля («Берег утопии») о нем можно знать все или же не знать совсем ничего, но впечатление будет единым: сегодня я познакомилась с Виссарионом Григорьевичем. Он существует – этот человек без маски. Без маски, которая диктует все – вплоть до определенного стиля поведения, которым наделены все герои трилогии. Каждый. Кроме Белинского. Ведь, какой стиль?! «Тут дай Бог без сказуемого не остаться»! Впрочем, отсутствие «стиля» совсем не говорит об отсутствии у героя целостности характера, основной доминантой которого становится вечный поиск истины и невозможность ее обретения. А истина познается им непрестанно, и каждая минута сценического существования актера наполняется все новыми открытиями его героя. И зритель присутствует при этом акте творчества – тех самых секундах творения, которые вдохновенно воспевает Белинский в Прямухино. Воспевает, на наших глазах превращаясь из неловкого, смурного, не знающего, как управиться с постоянно мешающими руками и срывающимся от кашля голосом, гостя Бакуниных, из этого (по словам актера) «нахохленного воробышка» во вдохновенного и страстного лирика. И зрительный зал, замерев на эти минуты, будет с жадностью впитывать слова, обретающие столь реальные, почти осязаемые очертания. Будет, не отрываясь, следить за каждым порывом этой нескладной фигуры; вслушиваться в само течение мысли, прерываемое сбивчивостью речи Белинского, не успевающего ухватить возникающие в его сознании образы. И когда монолог закончится, когда со словами «извините, мне не по себе» Белинский покинет своих слушателей, вдруг наступит всеобщее оцепенение – героев на сцене и зрителей в зале, - которое сменится пораженными аплодисментами. Почему пораженными? Да именно потому, что – «воробышек». Потому, что за две предыдущие коротенькие сцены мы настроились совсем на другое. Ведь он едва ли несколько слов успел произнести, да и теми сумел добиться лишь одного – раздражения Александры Бакуниной, которая покинула нашего «недотепу», так и не решившегося подарить ей букетик полевых цветов. А самое первое появление? Под аккомпанемент собачьего лая и крики дворовых людей перед домом рассыпался со всеми своими «чемоданами» человек. Затравленно озирался и радостно вскрикивал при виде приближающегося Бакунина, который, в свою очередь, с не меньшей радостью провозглашал: «Белинский!» (возгласом этим разряжая атмосферу напряженного ожидания, охватившего было зрителей). И вел приятеля, счастливо размахивающего своим узелком, в комнату, где тот, моментально смутившись и съежившись при виде благородно-изящного семейства, едва успевал назваться, как тут же попадал впросак и, забыв все правила приличия, скрывался в глубине дома. Но уже здесь было в нем нечто неуловимое, что делало совсем не пустыми, а, напротив, почти ожидаемыми слова Таты: «в этом человеке больше значения, чем в любом из нас, больше, чем в Михаиле». Так, уже с первых сцен в образе Белинского сталкивались два начала: великое и смешное (почти фарсовое). Сталкивались, обозначив две крайности этого человека, не признававшего ни середины, ни компромисса. Человека, способного, скорее, сломаться, нежели прогнуться перед обстоятельствами. Это и произойдет в финале «Путешествия». А пока… Вот он в салоне г-жи Беер. Трогательно-нерешительный, мешкающий расстаться со своим потертым пальто и шляпой; человек, каждую секунду ощущающий свою неуместность на этом светском приеме, каждую секунду ожидающий подвоха от самого себя. И действительно, опрокинувшись на пол вместе со стулом, он – в полнейшей растрепанности чувств – выбежит из залы, по дороге оборвав карман и растеряв последние свои пятаки. Фарс? Сценическое преувеличение? Но воспоминания о нем современников дают пищу и не для такого гротеска. Или сцена с Чаадаевым. Евгений Редько здесь вслед за своим героем бросается из одного настроения в другое: от робкого признания в собственном неожиданном редакторстве, от смятения перед столь масштабной личностью к веселью, смешанному с некоторым злорадством, когда разговор заходит о «Наблюдателе» Шевырева, и, наконец, к пламенной охваченности зародившейся вдруг идеей о том, что «литература может заменить, собственно, превратиться в… Россию!». И вновь это преображение, вырастание в великана. Меняются интонации, повышается голос, распрямляется спина, загораются глаза!.. но уже спустя пару мгновений Белинский в самоуничижительном – от незнания французского языка – порыве отчаяния буквально катается по полу и рвет на себе волосы, а зрители учатся любить, принимать его и таким. Виссарионом, который в письме своей невесте мог признаться: «мне хотелось броситься не на пол, а на землю, чтобы грызть ее. Задыхаясь и стоная, валялся я по дивану». Каким только не увидят зрители «Берега утопии» Белинского! До безапелляционности прямым с Бакуниным; ободряюще откровенным со Станкевичем; нежным, почти беззащитным с любовницей Катей … Вернувшись из Прямухино в разгромленную жандармами квартиру, без копейки денег и малейших журнальных перспектив, он найдет в себе силы обрадоваться Кате и ее «драгоценностям». Попытается, было, рассказать о «прямухинской идиллии», о достижении гармонии с Абсолютом, но тут же, осознав абстрактность и умозрительность произносимых слов, сдастся и начнет всхлипывать, постепенно приходя в себя лишь в таких теплых и земных объятиях Кати. Возможно, именно эта минута лучше, чем, что бы то ни было, подготовит его к восприятию гегелевской философии и позволит быть настолько победно убедительным в диалоге со Станкевичем. Философия (эта «тень на стене пещеры») и сломает Белинского, серьезно пошатнет его веру в себя, в свою способность придерживаться истины. И с мучительной болью прозвучат отчаянные слова: «Отчего все, кроме меня, точно знают, что думают, и держатся за это?!», и, словно в ответ, из пестрой маскарадной толпы вдруг вынырнет маска – Рыжий Кот. Эта встреча человека, никогда не прячущего свое лицо, и Маски переведет происходящее на иной уровень. Уровень того самого Абсолюта, к достижению которого так стремился герой. И этому-то Абсолюту Белинский и бросит свое имя, как выстрел на поединке, а Кот бросит свое равнодушное: «знаю». Противники долго будут смотреть друг на друга, пока не начнут расходиться, все так же, не отводя глаз. На этот раз Стихия уступит, хотя будет слишком понятно, что победа человека лишь временна… В «Кораблекрушении» мы увидим совсем другого Белинского. Фарсовые элементы исчезнут совершенно: «молодой провинциальный задира с художественными воззрениями парижского денди» уступит место саркастичному усталому скептику. Изменится даже речь. Прежде это были путающиеся, пытающиеся найти словесную оболочку образы, которые рождались прямо на наших глазах. Теперь же зазвучат лишь те мысли, которые были тщательно обдуманы и осмыслены, даже форма для которых уже, пожалуй, найдена. Важно лишь одно – успеть их озвучить, донести до читателя, до собеседника. Больше не надо доказывать право на собственное мнение: слова Тургенева («Вы наш единственный критик») уже прозвучали, и остается одно – твердо стоять у штурвала. А болезнь неуловимо подкашивает и прибавляет раздражительности и без того взвинченному критику, чей голос все чаще срывается на хрип и переходит в продолжительный кашель, с чьего лица почти не сходит гримаса боли. Однако стоит только его мысли перейти с зальцбруннского «эликсира жизни» на предмет близкий, волнующий (только что написанную отповедь Гоголю или свежий рассказ Тургенева), как чувство жалости к герою становится немыслимым. Слишком много силы исходит от этого изможденного, почти умирающего человека. И вот уже взгляд Белинского устремляется куда-то поверх собеседника, будто он видит нечто, скрытое от взгляда друга: «Ты будешь одним из наших великих писателей, одним из немногих. Я никогда не ошибаюсь». Но тут же этот почти провидческий транс сменяется вполне земной саркастической иронией – он вновь – у штурвала. Парижская сцена расставания повторится дважды. Поначалу это будет обычная сутолока прощального вечера. Белинскому лучше. Кажется, наконец, ему удалось почувствовать себя просто беспечным туристом, чьи дни заняты покупками для семьи. Да и для себя: его восторг перед приобретенным все же роскошным халатом сродни восторгу ребенка перед новой игрушкой, и столь же ребячливо мечтательно-безапелляционное утверждение: «в таком халате я мог бы написать удивительные вещи!»… Разговаривая с Тургеневым, он будет долго пытаться сложить детскую головоломку, в то время как на втором плане остальные будут решать глобальные вопросы о судьбах России. Но придет время отъезда – Белинский последний раз махнет рукой и уйдет, а на авансцене останется забытый им халат. Останется до тех пор, пока не прозвучат глухие, как удар колокола, слова Герцена: «Белинский умер». И вновь, под щемящую мелодию, вернемся мы в тот вечер отъезда, когда Белинский еще был здесь, совсем рядом. Вернемся, чтобы еще раз вглядеться в того, кого не стало; чтобы услышать его последние слова, потонувшие прежде в общем гуле. И герой будет много мягче, чем при «первом» прощании: в голосе его лишь печаль и тихая – без ожесточения – горечь, прорывающаяся в исповедальных словах о литературе. Лицо Висяши (как его только что назвал Бакунин) будет светлое-светлое и, что прежде герою совсем не было свойственно, примиряющее. Лицо, лучащееся такой открытой и искренней улыбкой, что при всей грусти нельзя будет не улыбнуться в ответ. Не потянуться за этим светом, который останется, когда Белинский окончательно покинет сцену, бросив последний взгляд в сторону зрительного зала. Понимать и принимать героя разным: возвышенным идеалом, «неистовым Виссарионом», смешным забиякой, смущенным разночинцем, преданным другом, заносчивым выскочкой, стесняющимся своих чувств любящим отцом и мужем, усталым всезнающим скептиком – всем сразу, живым человеком, всепоглощающе искренним во всех своих убеждениях и заблуждениях, - пожалуй, вот оно. То главное, к чему приходят зрители в этот момент, проживая «ослепительный миг» с Белинским Евгения Редько.
Фрося: Взято отсюда http://m18.livejournal.com/174131.html Колоссальный проект "Берег утопии" - в РАМТе в один день играют все три спектакля, поставленные по одноименной пьесе Тома Стоппарда. Автор настаивал, чтобы играли именно в таком формате, но только в Москве играют так. И Нью-Йорк, и Лондон разделили на два дня: два спектакля в первый день, и третий - во второй. Физически провести столько времени в театре трудно, пусть и с перерывами; ещё труднее - пережить такое эмоциональное напряжение. Я сейчас довольно остро на всё реагирую, и мне пришлось непросто. Сейчас голова совершенно пустая. Безумно интересная вещь об ищущих смысл жизни, но главное - о просто людях. Гипсовые бюсты и запылившиеся портреты классиков вдруг превратились в живых людей. Александр Герцен совсем не был так скучен, Николай Ограёв был настоящим другом, Виссарион Белинский замученным, бедным, очень застенчивым человеком, Иван Тургенев махровым эгоистом и сибаритом, а Михаил Бакунин пустой болтушкой, но своим парнем с неистощимым запасом энергии и оптимизма. И у всех них - сложные отношения с женщинами, от трагедии до фарса. Актёры великолепны все. Прежде всего понравились Илья Исаев в роли Герцена, Евгений Редько - Белинский и Степан Морозов - Михаил Бакунин. Очень понравилась Нелли Уварова. Больше всего всё же понравилась первая часть, самый светлый и наивный рассказ о большой семье, беззаботной жизни в деревне, радости, вечной дружбе и первой любви.
Кареглазая: Может, скажу крамольную вещь, но если бы у нас две части игрались в один день, а третья - в другой, то до нее мало бы кто доходил...
Мимо проходившая: Кареглазая пишет: Может, скажу крамольную вещь, но если бы у нас две части игрались в один день, а третья - в другой, то до нее мало бы кто доходил... согласна... у нас и сейчас многие к третьей части уходят...особенно это заметно, когда смотришь с бельетажа или балкона.
Гостья: А меня 3-я часть тронула и "забрала" больше двух первых.... Да, в ней меньше для глаз - зато больше "для думания". И вообще - это же не всем дано - 10 часов сопереживать... Посопереживали чуток - и хватит. А что уходят... милые любители театра! Неужели никогда в вашей театральной истории не было такого, когда с ваших любимых спектаклей люди уходили во время действий - громко топоча и хлопая напоследок дверью?.. Мало ли на свете людей, холодных душой и сердцем, которые решили "окультуриться" в театре... да не потянули...
Кареглазая: А кто-нибудь из форумчан читал про Тургенева? Нашла в НЕТе несколько книжек, а что выбрать, не знаю. Может, кто посоветует?
Фрося: Два года назад искала материалы о Тургеневе для реферата. То есть всё о Тургеневе по воспоминаниям современников. Особенно интересовала история его семьи и усадьбы Спасское-Лутовиново. В результате по крупицам собирала сведения из всяческих ещё советских изданий. Смотря для чего нужна литература о Тургеневе?
Кареглазая: Фрося пишет: Смотря для чего нужна литература о Тургеневе? Для себя. Общее представление получить и чтоб интересно читать было.
Мартина: Мало ли на свете людей, холодных душой и сердцем, которые решили "окультуриться" в театре... да не потянули... Весьма интересное умозаключение.
Фрося: Кареглазая Есть такой автор как Лощинин. У него довольно интересная книга "Толстой и Тургенев", но она была издана где-то в 70-х годах прошлого века. Очень своеобразная.
Кареглазая: Фрося пишет: У него довольно интересная книга "Толстой и Тургенев" Толстой? А без него нельзя? Я недавно читала его статьи ("Что такое искусство?", "О Шекспире и о драме") - мне стало плохо. И, по крайней мере, сейчас никакого Толстого не хочется.
Юлия-театралка: Купила сегодня буктлет о спектакле.Так захотелось снова.
Кареглазая: Юлия-театралка пишет: Купила сегодня буктлет о спектакле.Так захотелось снова Что мешает?
Юлия-театралка: Кареглазая пойду в марте.
Кареглазая: Юлия-театралка пишет: пойду в марте. На "Маску" болеть? Это правильно. Я тоже собираюсь.
Юлия-театралка: Кареглазая конечно. И еще потому что Тургеневым должен быть Саша Устюгов.
Haker: Вручение Международной Премии К.С. Станиславского, 17 ноября 2008 http://www.stoppard.ru/
Елена: Мне одной так кажется или талантливый человек теряется в официальной обстановке? Ну, до некоторой степени...
Гостья: Отсюда. Объявлены финалисты премии «Гвоздь сезона» В Москве названы пять финалистов ежегодной театральной премии Союза театральных деятелей РФ "Гвоздь сезона". Ими стали спектакли "Бесприданница" (Мастерская Петра Фоменко), "Конек-Горбунок" (МХТ имени Чехова), "Берег утопии" (РАМТ), "Женитьба" (Ленком), "OFFИС" (Театр имени Пушкина), сообщается в пресс-релизе события. Главный победитель и обладатель "Большого хрустального гвоздя"будет оглашен на церемонии награждения лауреатов премии, которая состоится 2 февраля в Театральном центре "На Страстном". В этот же вечер будут вручены две специальные премии: для театральных критиков и журналистов. Премии "Гвоздь сезона"удостаиваются лучшие московские театральные постановки прошедшего сезона. Конкурсный отбор спектаклей осуществляют столичные критики и театроведы, входящие в экспертный совет. По итогам сезона составляется короткий список финалистов. Из него жюри во главе с Александром Калягиным и выбирает лауреата премии. Спектакли "Берег утопии"и "Конек-Горбунок"летом 2008 года были отмечены премиями "Хрустальная Турандот". "Бесприданница"и "Берег утопии"номинированы на "Золотую маску".
Мимо проходившая: Берег получил "Гвоздь сезона"
Конфетка: Отличная новость!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Наташа: Молодцы!!! Поздравляем!!!! Ура!!!!!
Мишель: У кого самый большой… «гвоздь»? "Большой хрустальный гвоздь" получил спектакль "Берег утопий" (РАМТ), на сцене - режиссер спектакля Алексей Бородин и участники постановки.В понедельник вечером в Театральном центре «На Страстном» вручали премию СТД «Гвоздь сезона» По названию премии не трудно догадаться, что речь идет о лучших спектаклях прошедшего сезона, поставленных на сцене московских театров. Жюри во главе с Александром Калягиным выбрало пять финалистов конкурса. По «гвоздю» получили «Бесприданница» (Мастерская Петра Фоменко), «Конек Горбунок» (МХТ им. А.П.Чехова, постановка Евгения Писарева), «Женитьба» (Ленком, постановка Марка Захарова), спектакль «Offис» (театр им.Пушкина, режиссер-постановщик Роман Козак). Ну а самый большой «гвоздь» достался «Берегу утопий» (Российский академический Молодежный театр, постановщик Алексей Бородин). В традициях «Гвоздя», а это была седьмая церемония, премию вручали с юмором, «огоньком», и, как обещали, в стиле театрального «капустника». Главной мишенью для острот стала сама премия, то есть непосредственно «гвоздь». У ведущих вечера режиссера Константина Богомолова и актера Сергея Епишева он вызывал исключительно эротические ассоциации. «У кого же самый большо-о-ой гвоздь? – задавали они риторический вопрос. – Знаем-знаем, это волнует многих критикесс и даже некоторых критиков», – в захлеб острили по поводу размера «гвоздя» ведущие. «Гвоздь», который располагался на заднике сцены, ритмично двигался и медленно входил в некую двусмысленную скважину (для приличия ее назвали замочной, и гвоздь благодаря этому определению получил дополнительную функцию ключа с двумя игривыми колечками у основания). Как выяснилось в конце церемонии, обладателем самого большого гвоздя стал худрук РАМТа Алексей Бородин. По этой причине ему в дополнение к главному призу вручили еще «иллюстрированный учебник по системе Станиславского» (видимо, намек на Камасутру). - Наконец-то будет, чем заняться, - моментально среагировал на подарок Бородин. - Вот и я думаю, с кем бы заняться театром? – подхватил шутку ведущий Константин Богомолов. – С Катериной (пьеса «Гроза»), с Ларисой Огудаловой («Бесприданница») или с Раневской («Вишневый сад»). Правда с Раневской могут возникнуть проблемы – это зависит от распределения актрис на роль… Непосвященные, может быть, не оценили удачную шутку ведущего. Ну а театральная публика тут же взорвалась смехом, поскольку просекла намек на актрису, как говорят, нетрадиционной ориентации, сыгравшую роль Раневской. В общем, получился не столько театральный капустник, где шутки все-таки обязаны быть доступны и понятны широкому зрителю да и выдержаны на должном уровне, а эдакий междусобойчик, в котором юмор не поднимался выше темы секса, геев и, куда ж без него, финансового кризиса. Может быть, поэтому (а возможно, есть свои закулисные причины) за своими «Гвоздями» не пришли ни финалист этого года режиссер Марк Захаров, ни другой лауреат Петр Фоменко. Оба прислали своих заместителей. А может быть, уважаемые режиссеры просто обиделись, что жюри посчитало их «гвоздь» не достаточно большим? http://www.dv.kp.ru/daily/24237/437234/
Мишель: http://lenta.ru/photo/2009/02/03/gvozd/18_Jpg.htm
Мишель: Видео канала "Культура" http://www.tvkultura.ru/video.html?id=105572&doc_type=rnews&doc_id=299652
Мишель: http://pro-ramt.livejournal.com/18707.html - фотографии
Гостья: Про церемонию: http://users.livejournal.com/_arlekin_/1325432.html?mode=reply
Мася: Замечательно! Хороший качественный добротный спектакль! Он заслуживает наград! А Евгений, судя по фото, не церемонии не присутствовал
Фрося: http://www.kultura-portal.ru/tree_new/cultpaper/article.jsp?number=814&rubric_id=201 Всё о церемонии.Интересно!
полная версия страницы